КНЯЗЬ-ВЛАДИМИРСКИЙ СОБОР

Памяти Анны Павловны Мережниковой (Романовой)

15 ( 2 по ст.стилю)  февраля исполняется  128 лет со дня рождения Анны Романовой, камер-юнгферы Ее Императорского Величества Александры Федоровны.

Когда в марте 1917 было объявлено об аресте Царствующей семьи  — слугам дали два дня на размышление – либо они покидают территорию дворца, либо они остаются, но уже на положении арестованных. Среди тех немногих, кто принял добровольное заточение в Александровском Дворце – была и Анна Романова. Тогда ей было 25 лет.

Как пишет исследователь Леонид Константинов на сайте проза.ру:

Анна Павловна Романова родилась 2 февраля 1893 года. Происходила из крестьян деревни Матрёнино Кузьминской волости Вышневолоцкого уезда (ныне Удомельский р-н Тверской обл.).

22 мая 1910 г. она была определена в штат Гофмаршальской части на место камер-юнгферы к Александре Фёдоровне. Жалованье по тем временам было огромное – 300 рублей в год плюс 300 столовых. Среди комнатных девушек императрицы Анна Романова была самой младшей. Обязанности были просты, но требовали ответственности и добросовестности. В соответствии с программой очередного дня государыня сама составляла список вещей, которые она предполагала одеть на следующий день. Комнатные девушки тщательно готовили эту одежду, выкладывая её в гардеробной императрицы, которая располагалась в комнате №1 антресольного этажа Александровского Дворца. В этой комнате, в десятках дубовых шкафов хранились многочисленные платья и костюмы. В распоряжении прислуги имелись гладильные доски, и даже электроутюги – вершина технического прогресса того времени. Комнатные девушки имели и личное время, и выходные. Могли даже приглашать в гости к себе родственников, которых размещали в помещениях Царскосельского Лицея. Однако было одно непременное условие, все камер-юнгферы должны быть девицами и если они решали выйти замуж, то после непременно получали расчет. Выбор, в любом случае был. За долгие годы службы девушки чрезвычайно привязывались к царской семье, и если можно так сказать, она становилась частью их жизни. 21 февраля 1913 г. А.П. Романовой Всемилостивейше была пожалована Светло-бронзовая медаль «В память 300-летия Царствования Дома Романовых».

В первой половине июля 1917 г. на секретном заседании Временного Правительства, состоявшемся под председательством князя Львова, было постановлено отправить царскую семью в Сибирь. Осуществление этого решения было поручено Керенскому, который выполнил эту задачу тайно и в полном согласии с крайними элементами Совета рабочих и солдатских депутатов.

14 августа царская семья выбыла из Александровского дворца на нескольких автомобилях под охраной драгун 3-го Прибалтийского полка. Отъезд ее с вокзала состоялся в 6 часов 10 минут утра. Было два поезда. Оба они следовали под японским флагом. В одном находилась царская семья, свита, часть прислуги и рота 1-го Лейб-Гвардии Стрелкового полка, в другом — остальная прислуга и роты 2-го и 4-го полков. С царской семьей по выбору Николая II отбыли в Тобольск 39 человек..
В последствие в Тобольск добровольно прибыло еще 6 человек, среди которых были камер-юнгфера Магдалина Францевна Занотти, комнатная девушка Анна Яковлевна Уткина, комнатная девушка Анна Павловна Романова, но они не были допущены к царской семье. А.П. Романова на свой страх и риск осталась в этом городе и проживала на частной квартире, выполняла поручения Государыни по отправке её личной корреспонденции.

Некоторые подробности об этом периоде жизни Анны Павловны Романовой неожиданно нашлись в советском детективе «Тобольский узелок», написанном по материалам дела, которым занимались уральские чекисты. Весь детектив посвящен поискам драгоценностей расстрелянной царской семьи. Многие имена были писателем Юрием Курочкиным изменены..  Но не все:

Цитата: Факты говорят, что именно через Бориса Соловьева ( сын казначея Святейшего Синода и зять Григория Распутина) шла вся переписка Тобольска с Петербургом. Шли письма, посылки, деньги. Основными адресатом в Тобольске была Александра Федоровна, в Петербурге – Вырубова. Роль посредников играли горничные царицы – Уткина и Романова.  Они приехали в Тобольск позднее, поэтому в губернаторский дом их не допустили, но устроившись жить на частной квартире, они обрели другую выгоду – свободу и бесконтрольность.

Стоит заметить, что обе горничные были не просто слугами императрицы, но и верными распутинианками, членами вырубовского кружка, конечно, на особом положении. Деньги, посылаемые Вырубовой в Тобольск, передавались Уткиной и Романовой, а через них дальше, по назначению – Александре Федоровне.

В книге приводится справка на А.Гусеву:

Гусева Анна Яковлевна – горничная, или комнатная девушка, как она числилась по дворцовому штату. Давняя и преданная слуга Романовых. В 1893 году окончила ремесленную школу, работала белошвейкой на дому. В 1904 году была принята на службу во дворец, горничной при великих княжнах. В Тобольск приехала не вместе с Романовыми, а несколько позднее, вместе с другой горничной Анной Романовой, отнюдь, однако, не принадлежавшей к царской династии. В губернаторский дом их охрана не допустила: они не были в первоначальном списке служащих, утвержденных для поездки в Тобольск. Жили в гостинице и на частных квартирах. К ним «в гости» захаживал камердинер Александры Федоровны Волков. Очевидно, через него они получали какие-то поручения Романовых, и хотя их ни разу не допустили в губернаторский дом, обе горничные жили в Тобольске все время, пока там находились их бывшие хозяева. И даже после того, как их увезли в Екатеринбург. И Гусева, и Романова покинули город только после эвакуации белых, тоже эвакуировались в Сибирь. Гусева добралась до Ачинска,  потеряв подругу где-то по дороге. После разгрома Колчака снова зачем-то вернулась в Тобольск, но ненадолго. Вскоре переехала куда-то под Ленинград. Служила на разной конторской работе. Теперь счетовод школы-семилетки.

Господь сохранил верную служанку Императрицы Александры Федоровны. Мало кто знает, что Анне Павловне удалось выжить. В 1924 году она уже в Петрограде и работает в Ленпищетресте, о чем сохранилось в ЦГА ее личное дело. Только она уже вышла замуж и теперь везде по документам Анна Павловна Мережникова.

(ЦГА Спб, фонд Р-1820, опись 2, дело 1879 Ленпищетрест (1924-1929)

Личное дело. Мережникова Анна Павловна)

Более того,  после войны, когда митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) открывает Духовные школы в нашем городе – он приглашает Анну Павловну на работу в канцелярию Академии.

Из интервью с протоиереем Владимиром Сорокиным (настоятелем Князь-Владимирского Собора, Санкт-Петербург):

— Я помню Анну Павловну Мережникову как человека, который представлял собой целое поколение. Тогда в Канцелярии Духовной Академии и Семинарии работали: Екатерина Даниловна Уварова (из Уваровых), Анна Павловна Мережникова, Мария Григорьевна Постникова.  Для нас студентов — они представляли собой старую русскую интеллигенцию.  Отец Михаил Сперанский, Лев  Николаевич Парийский , Павел Пантелеймонович Игнатов, Михаил Филаретович Русаков, сотрудники канцелярии-  это те люди, которых митрополит  Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) пригласил в Академию в 1946 году, когда она открывалась. Они являли собой образ людей дореволюционной старой закалки, у которых было чувство ответственности, чувство уважения к человеку.. любому… и чувство служения.

Они были скромными, смиренными. Я очень хорошо помню Анну Павловну – такая небольшого роста, всегда аккуратно и со вкусом одета, с приветливым взглядом…

Но я, конечно,  вам скажу – они представляли то поколение, которое уже было   на исходе.

Я закончил Духовную академию в 1963 году митрополитом Ленинградским и Новгородским был назначен митрополит Никодим (Ротов). А что это означало? Это совершенно новая эпоха, совершенно новые требования. Другой совершенно подход.

Вот я приведу пример. После окончания Академии меня оставили профессорским стипендиатом, потом преподавателем, а затем избрали секретарем Ученого Совета Академии.  Все, что обсуждалось на Ученых Советах – нужно было изложить в журнал Совета. Если до этого канцелярия жила спокойно, в течение недели они думали вместе секретарем Совета Михаилом Филаретовичем Русаковым,  как и что изложить… Митрополит Пимен мало интересовался журналом Совета, просто подписывал « утверждается».  У  Митрополита Никодима был совершенно другой стиль. Он должен был получить журнал Совета,  если не на следующий день, то через день, максимум!  А это 40-50 страниц  разных постановлений, рассмотрений вопросов. Все нужно было сформулировать, выстроить по порядку и напечатать.

У Владыки Никодима была такая система – он  большую часть времени находился в Москве, потому что  был председателем  отдела внешних Церковных сношений.  К нам  приезжал на выходные или на праздники «Красной стрелой» , жил у нас в Академии… Ректор, секретарь Совета должны были его встретить в вестибюле. Пока шли по коридору, я уже должен был, как секретарь Совета, быстро все доложить, где какие проблемы, все  детали и отдать журнал.  Если Совет проходил в четверг – то максимум через день у него уже все должно было быть на столе… А как?  Канцелярия, машинистки наши, старушки спокойно сидят, рассуждают, пишут, а тогда еще была печатающая машинка, да к тому же  одна … я им говорю: «Мне нужно митрополиту журнал отдавать…»  Один раз, второй раз, третий раз… Я митрополиту говорю: « Журнал еще не готов».  «Ну, хорошо, рассказывай.»  А что рассказывай, ему нужно было видеть текст, потому что журнал Совета шел уполномоченному совета по делам религии, тогда контролировалось все очень серьезно. Прежде чем журнал отдадут уполномоченному — митрополит должен  был подкорректировать, замечания сделать, ошибки исправить , неправильные формулировки уточнить…  Если сейчас пойти в архив – то можно увидеть эти журналы с его пометками.  И вот Владыка Никодим мне говорит: «Сколько это будет продолжаться?» Я говорю: «Не знаю…». Тогда он хлопнул рукой по столу: «Вот что, ты с ними ласково, красиво, вежливо поговори, купи букеты, купи шоколадные наборы, позови их  на чай, побеседуй и скажи, что всё – свободны».  Я говорю: «Я так не могу, неудобно, старые люди».

«Ладно!»  –сказал он и написал резолюцию: «Для пользы дела такие-то почисляются на пенсию». Ну я, действительно,  дал им по букету цветов, шоколад, сказал все, что надо, и мы расстались друзьями. Мне было жалко этих старушек. Но с другой стороны время диктовало совершенно другой темп…другой ритм жизни.

В это время власти хотели  закрыть семинарию… А митрополиту Никодиму, который был  председателем отдела внешних Церковных сношений, удалось этого избежать. Хрущев делал тогда ставку на Африку, Латинскую Америку,  воспламенился  экспортировать туда нашу революцию. И митрополит Никодим сделал хитрый ход, как председатель отдела внешних Церковных сношений он пригласил учиться в семинарию студентов из Уганды и Кении, 10 человек.  И когда они приехали – всё, уже нельзя было закрыть семинарию!  Вся эта ситуация  требовала очень быстрых решений, тут тянуть было нельзя.

Спокойно старушки себе жили – думали, что так и будет.. нет, ничего подобного. Всё. Митрополиту нужен был другой ритм. И нас всех молодых преподавателей  он  в это вовлек.  Мы должны были находить возможности диалога с властями, перестроить систему так, чтобы можно было принимать иностранные делегации. Тогда в 1961 году, когда  власти думали закрывать семинарию – в первом классе училось 7 человек. Сводили на нет прием студентов. Приезжает иностранная делегация – а тут 5 человек студентов..  Это потом уже принимали по 30-40 человек. Короче говоря, это поколение людей Анна Павловна, Екатерина Даниловна , Мария Григорьевна– они остались в почете, какую-то пенсию им даже церковную платили, но они уже не могли соответствовать вызовам времени.  Не их вина, вина времени..

И, действительно,  в 1967 году академия обучала уже в каждом классе по 30-40 человек… Международные контакты, поездки заграницу,  все это должно было быть отражено на страницах журнала Совета. И все отражалось. 

Такое было время,  и Анна Павловна – очень сердечный была человек, со студентами очень ласково  они обращались, всегда были доброжелательны и приветливы…

— А вы знали, что она была камерюнгферой имератрицы Александры Федоровны?

Говорили об этом  — я знал про Екатерину Уварову, что она из рода Уваровых, а что Анна Павловна  — фрейлина не знал, но разговоры ходили…

Но вот во всяком случае в архиве есть дело –от 1929 года, что Мережникова Анна Павловна работает в Ленпищетресте… Говорили об этом. Кажется, Осипов, который отказался от сана, в своих воспоминаниях упрекал Митрополита Григория в том, что он в Духовную Академию пригласил «бывших»….

Всякие ходили слухи – но по образу поведения, по тому,  как они себя держали – можно четко было говорить, что они не пролетарского воспитания. Держались скромно, педантично… вот такими они мне запомнились. Царствие им Небесное. Это поколение, о котором Святейший Патриарх Кирилл с любовью вспоминает… И Патриарх Алексий

 всегда с теплотой и уважением отзывался о них… А у нас они оставили в памяти очень хорошее впечатление. Поколение, которое несло свою культуру, свою манеру поведения. Но они, конечно, не афишировали, что они были связаны с Царской семьей – в то время это было небезопасно.

Я только удивляюсь, неужели чекисты не могли установить их происхождение … Тогда ведь всех, кто служил в духовном ведомстве, пропускали через плотное сито…

По образу жизни, поведения, по разговорам – они действительно являли собой хороший старинный дореволюционный образ жизни, мысли…но для нового времени они не ту скорость имели.

«Этот хороший старинный дореволюционный образ жизни и мысли» — проявлялся в конкретных делах. Известно, что Анна Павловна Мережникова по доброте душевной печатала многим студентам Академии их работы. Не каждый мог позволить себе такую роскошь,  машинистки тогда брали за печатный лист достаточно большие деньги, а она помогала студентам.

Известно так же, что Анна Павловна уступила купленное ей место на Большеохтинском кладбище скончавшемуся в 1966 году преподавателю Духовной Академии – Павлу Пантелеймоновичу Игнатову и  принимала участие в устроении ему памятного надгробия. Она пережила его на 19  лет  и отошла ко Господу в 1985 году.  Захоронены они в одной ограде на Большеохтинском, Костромская улица, от главной дорожки налево.

Да и еще одна деталь —

Из книги Ирины Корниловой «Время не терпит»:

Крестной Людмилы Ермаковой (супруги известного петербургского священника Василия Ермакова)  была Анна Павловна Романова, вплоть до трагической гибели Царской семьи комнатная девушка Императрицы Александры Федоровны. Анна Павловна ухаживала за детьми, ездила вместе с Царской семьей в Ливадию. В 1918 году она последовала за ними в первую ссылку на Иртыш ( но не была к ним допущена). Впоследствии Анна Павловна пострадала от советской власти. Она рассказывала об этом времени Люсе, показывала окно комнаты, в котором жила в Зимнем Дворце.

 Анна Павловна Мережникова была в Князь-Владимирском соборе на рукоположении  Василия Ермакова во священники. С ней на хорах рядом стояла и молилась Люся Ермакова.

Вера Писаревская